Игры Обмена. Материальная цивилизация, экономика и - Страница 56

во внутренних районах острова в «мертвый сезон»

Фото Φ Куиличи

==121

521

Encyclopedia Bfitannica,1969, XIII, p. 124.

522 Dermigny L. La Chine et l'Occident. Le commerce à Canton au XVIII' ciècle.1964, I, p. 295; III, p. 1151.

так же мы увидим, как в 1728 г. южнее Иркутска организуется очень любопытная и важная ярмарка в Кяхте, где китайский купец добывал для себя драгоценные сибирские меха 521. Наконец, в XVIII в. для торговли с европейцами Кантон располагал двумя ярмарками 522. Как и другие крупные морские порты, более или менее открытые для международной торговли (Нинбо, Амой), он знал тогда один или несколько торговых «сезонов» ежегодно. Но речь здесь идет отнюдь не о крупных местах сосредоточения свободной торговли, как в Индии или в странах ислама. Ярмарка оставалась в Китае явлением ограниченным — ограниченным определенными видами торговли, главным образом внешней. Либо потому, что Китай опасался ярмарок и оберегал себя от них, либо (что более вероятно) потому, что не испытывал в них надобности: учитывая его административное и правительственное единство и 'его активные цепочки рынков, он легко без них обходился.

Что же касается Японии, где рынки и лавки организовывались регулярно с XIII в., а затем разрастались и множились, то там, по-видимому, не было системы ярмарок. Тем не менее после 1638 г., когда Япония закрылась для всякой внешней торговли, исключая несколько голландских и китайских кораблей, в Нагасаки всякий раз, как приходили голландские корабли — «разрешенные» корабли Ост-Индской компании — или китайские джонки, тоже «дозволенные», происходили своего рода ярмарки. Эти «ярмарки» бывали редки. Но, подобно тем ярмаркам, что открывались в Архангельске в Московской Руси по приходе английских и голландских кораблей, они восстанавливали равновесие и для Японии были жизненно необходимы: для нее это была единственная возможность вдохнуть воздух мира после своего добровольного «закрытия». А также и сыграть в нем свою роль, ибо вклад Японии в окружающий мир, в особенности ее экспорт серебра и меди на этих кораблях, служивших единственной связью [с ним], отражался на циклах мировой экономики: серебряном цикле вплоть до 1665 г., кратком цикле золота с 1665 по 1668 или же 1672 г., наконец, на медном цикле.

БЫЛА ЛИ ЕВРОПА НА РАВНЫХ С ОСТАЛЬНЫМ МИРОМ?

Картины — это картины. Но, когда их множество, когда они повторяются и бывают идентичны, они не могут лгать все сразу. Они обнаруживают в дифференцированном мире аналогичные формы и достижения: города, дороги, государства, обмены, которые, несмотря ни на что, схожи друг с другом. Нам, правда, скажут, что существовало «столько же средств обмена, сколько было средств производства». Но во всяком случае, число этих средств было ограничено, так как они решали простейшие проблемы, бывшие повсюду одними и теми же.

Следовательно, вот перед нами первое впечатление: еще в XVI в. многонаселенныерегионы мира, испытывавшие давление количества [людей], кажутсянам близкими друг к другу — на равной или почти на равной ноге. Несомненно, легкого отклонения

==122

523

Needham J. La Tradition scientifique chinoise.1974.

могло оказаться достаточно, чтобы возникли и укрепились преимущества, а затем и превосходство — а значит, с другой стороны, отставание и затем подчинение. Не это ли произошло в отношениях] между Европой и остальным миром? Трудно прямо ответить «да» или «нет» и объяснить все в нескольких словах. В самом деле, существует «историографическое» неравенство между Европой и прочим миром. Изобретя ремесло историка, Европа воспользовалась им к своей выгоде. И вот она перед нами — вся освещенная, готовая свидетельствовать, отстаивать свои права. История же не-Европы едва начинает создаваться. И пока не будет восстановлено равновесие знаний и объяснений, историк не решится разрубить гордиев узел всемирной истории, имея в виду генезис превосходства Европы. Именно это терзало историка Китая Джозефа Нидэма, который даже в относительно ясной области техники и науки затруднялся определить точное место своего огромного «персонажа» на мировой арене 523. Одно мне кажется неоспоримым: разрыв между Западом [Европы] и другими континентами углубился поздно,и приписывать его единственно лишь «рационализации» рыночной экономики, к чему еще склоняются слишком многие наши современники, есть явное упрощение.

Во всяком случае, объяснить этот разрыв, который с годами будет закрепляться, означает вплотную подойти к важнейшей проблеме истории современного мира. Проблеме, которой мы по необходимости будем касаться на всем протяжении настоящего

Торговец дичью вразнос в Риме. Фото Оскара Сальвио,

==123

труда, не претендуя на ее окончательное решение. По крайней мере мы попробуем ее поставить во всех аспектах, приблизиться к ней в своих объяснениях — как в прошлом придвигали свои бомбарды к стенам города, который собирались взять штурмом.

00.htm - glava06

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ГИПОТЕЗЫ

Roover R., de. Le Marché monétaire au Moyen Age et au début des Temps modernes.—"Revue historique",1970, p. 28. 525 Verlinden С., Graeybeckx J., Scholliers E. Mouvements des prix et des salaires en Belgique au XVIe siècle.—"Annales E. S. С ",1955, № 2, с. 187, note 1. «При нынешнем состоянии исследований можно даже задаться вопросом, не характеризовался ли XVI в. сосредоточением крупной торговли в руках немногих...».

Различные механизмы обменов, которые мы показали — от простейшего рынка вплоть до биржи,— легко узнаваемы и легко поддаются описанию. Но не так-то просто уточнить их относительное место в экономической жизни, рассмотреть их свидетельства в совокупности. Имели ли они одинаковую давность? Были или не были они связаны между собой, и [если да], то как? Были или не были они орудиями экономического роста? Несомненно, здесь не может быть категорического ответа, коль скоро в зависимости от экономических потоков, которые вдыхали в них жизнь, одни из них вращались быстрее, другие медленнее. Сначала, по-видимому, господствовали последние, позднее — первые [из них], и каждый век, таким образом, имел свое особенное лицо. Если мы не оказываемся жертвой иллюзии упрощенчества, эта дифференциальная история освещает смысл экономического развития Европы и, может быть, представляется средством сравнительной интерпретации [эволюции] остального мира.